Орландо никогда не учили плавать или заниматься чем-то другим, опасным, по мнению матери, для его хрупких костей, но и спорить у него все равно настроения не было. Понукаемый другом, он скользнул с плота в прохладную воду. Фредерикс с плеском пристроился рядом, ухватился за передний край плота и заработал ногами – да так, что не опозорил бы своих давних инструкторов.

– Ты можешь тоже отталкиваться ногами, хоть немного? – выдохнул он.

– Я уже отталкиваюсь, – отозвался Орландо.

– И куда только подевалась легендарная сила Таргора? – задыхаясь, поинтересовался Фредерикс. – Что стало с мускулистыми ногами, смело лягавшими чудовищ? Ну, поднажми!

Даже на объяснения Орландо потребовались усилия, а частенько попадающая в рот соленая вода ему отнюдь не помогала.

– Я болен, Фредерико. А может, в этой системе установлена пониженная чувствительность – мне всегда приходилось увеличивать тактильную мощность, чтобы она работала столь же хорошо, как и при нормальных условиях.

Через несколько минут барахтанья по-собачьи Орландо ощутил, что силы оставили его окончательно. Ноги стали двигаться медленнее, затем остановились. Он вцепился в корму плота, но даже держаться ему оказалось трудно.

– Орландо! Мне нужна твоя помощь!

Город, прежде находившийся прямо перед ними, теперь сместился вправо, однако синяя полоса воды между плотом и берегом не очень-то и сузилась. Их уносит в море, понял Орландо – подобно тому, как сейчас дрейфует куда-то он сам. Земля станет уплывать все дальше и дальше, пока город не скроется из виду окончательно.

«Но это нечестно. – Мысли, как и волны, накатывались медленными толчками. – Фредерикс хочет жить. Хочет играть в футбол и заниматься разными делами – хочет стать настоящим парнем, как Буратино. А я ему мешаю, тащу его за собой».

– Орландо!

«Нет, нечестно. Ему приходится загребать так, чтобы тянуть еще и меня. Нечестно…»

Он выпустил плот и погрузился в воду. Это оказалось на удивление легко. Вода сомкнулась над ним, как смыкаются веки, и на мгновение он ощутил полную невесомость, необычную легкость и нечто вроде тупого удовлетворения от подобного решения. И тут что-то схватило его за волосы и дернуло. Орландо заорал от боли и едва не захлебнулся. Фредерикс вытащил его из воды, Орландо принялся выкашливать воду из легких.

– Орландо! – рявкнул в ухо Фредерикс. – Ты что делаешь, идиот?

Он держался за плот одной рукой, а другой крепко цеплялся за длинные черные волосы Орландо – то бишь Таргора.

«А теперь никто не гребет, – печально подумал Орландо. Он выплюнул соленую воду и с трудом подавил спазм в горле. – И ничего хорошего из этого не выйдет».

– Я… я больше не могу.

– Хватайся за плот, – приказал Фредерикс. – Хватайся за плот!

Орландо повиновался, но Фредерикс так и не отпустил его волосы. Несколько секунд они просто лежали в воде, покачиваясь вместе с плотом на проползающих мимо волнах. Если не считать жалящей боли на макушке Орландо, ничего не изменилось.

Фредерикс тоже нахлебался морской воды. Из носа у него текло, глаза покраснели.

– Ты не посмеешь сдаться. Не посмеешь, и все тут!

Орландо отыскал немного сил и покачал головой:

– Не могу…

– Не можешь? Ты, скотина долбаная, ты мне покоя не давал, все уши прожужжал байками о своем проклятом городе! Так вот он, перед тобой! А ты собираешься лапки вверх – и сдаться?

– Я болен…

– Ну и что? Да, да, это очень печально. У тебя какая-то жуткая болезнь. Но вот же то место, куда ты хотел попасть. Ты о нем мечтал. Кроме него тебе, по сути, было на все наплевать. Так что или сейчас ты поможешь мне добраться до берега, или я стану тебя к нему тащить, как меня учили на занятиях в бассейне, и тогда мы вместе утонем в пятистах ярдах от твоего проклятого города. Трус паршивый. – Фредерикс так разгорячился, что запыхался и едва договорил последние слова. По шею в воде, он держался за скачущий поплавком плот и пронзал Орландо взглядом.

Орландо слегка изумился, что кто-то способен проявлять столько эмоций из-за такой ерунды, как разница между движением вперед или вниз, но при этом ощутил и легкое раздражение, ведь Фредерикс – Фредерикс! – назвал его трусом.

– Так ты хочешь, чтобы я тебе помог? Ты об этом говорил?

– Нет, я хочу, чтобы ты завершил то, что стало для тебя настолько важным, что ты и меня завлек в этот бардак, в этот долбаный фенфен!

И опять грести оказалось легче, чем спорить. Фредерикс все еще держал его за волосы, и голова Орландо была повернута под неудобным углом.

– Ладно. Только сперва отпусти.

– Без фокусов?

Орландо устало покачал головой. «Вот и делай после этого людям добро…»

Они навалились грудью на плот и заработали ногами.

Когда они миновали первый волнорез и выбрались из поперечного течения, солнце уже висело очень низко, а прохладный ветерок вспенивал верхушки волн. Отпраздновав это событие коротким отдыхом, Фредерикс разрешил Орландо залезть на выгнувшийся дугой плот и грести руками, а сам продолжил имитировать подвесной мотор.

К тому времени, когда они достигли второго волнореза, их плот уже стал лишь самым малым из снующих по воде судов – завершив дневные труды, в порт возвращались всевозможные корабли, и моторные, и парусные. Обгоняя плот, они поднимали такую волну, что хлипкая конструкция угрожающе раскачивалась. Орландо снова перебрался в воду.

В городе стали зажигаться огни.

Они спорили, подавать ли сигналы проплывающим кораблям, когда Орландо ощутил, как на него наваливается новый приступ лихорадки.

– Нам нельзя держаться на плоту до последнего, – доказывал Фредерикс. – В темноте нас большой корабль раздавит и даже не заметит.

– А мне кажется… все большие корабли… заходят в порт… с той стороны, – задыхаясь, сказал Орландо. – Смотри.

В дальнем конце портового лабиринта, за несколькими причалами, буксиры тянули в гавань два крупных судна. Одно из них походило на танкер, а то, что ближе, – неизмеримо меньше танкера, но все равно весьма крупное и внушительное – было баржей. Несмотря на крайнюю усталость, Орландо не мог оторвать от нее взгляда. Баржа, украшенная расписной резьбой и чем-то вроде солнца с глазом внутри, нарисованным на корме, казалось, принадлежала к совершенно иной эпохе по сравнению с остальными кораблями в гавани. У нее была единственная высокая мачта с плоским прямоугольным парусом. На носу и вдоль бортов светились фонари.

Пока Орландо разглядывал это странное сооружение, на мир внезапно упала тень, а точечки фонарей превратились в размытые лучистые звезды. Он еще успел удивиться, как это сумерки внезапно сменились ночью, и опечалиться, что жители города погасили все огни, и тут снова ощутил, как погружается в воду.

На сей раз Орландо едва осознал, что произошло, когда Фредерикс вытащил его из воды. Его била лихорадка, а он был уже настолько вымотан, что ему уже не верилось, что она когда-нибудь его отпустит. Рев далекой сирены показался ему набором постепенно слабеющих звуков, которым не суждено смолкнуть окончательно. Фредерикс говорил ему что-то важное, но Орландо не понимал смысла слов. А потом невообразимо яркий свет сменил темноту, и его белизна оказалась куда болезненней и страшнее мрака.

Прожектор светил на небольшом корабле портовой полиции великого города. Полицейские не были грубы, но объяснения Фредерикс их совершенно не заинтересовали. Похоже, они кого-то искали, и парочка, болтающаяся на воде рядом с самодельным плотом, похоже, подошла под описание. Поднимая Орландо и Фредерикса на борт, они переговаривались; Орландо услышал слова «бог-царь» и «совет». Получалось, что его с Фредериксом арестовали за какое-то преступление, но чем дальше, тем все меньше и меньше смысла он улавливал в происходящем.

Над ними нависла баржа, потом ее резной борт заскользил в сторону – патрульный катер двинулся мимо нее к причалу у Великого дворца, – но он еще не миновал ее корпус, как сознание ускользнуло от Орландо.